В блокадных дневниках одна девочка написала, что хочет поймать мышку. Нет, не для того, чтобы съесть, хотя тогда ели и мышей, и крыс, если удавалось поймать.

Смертное страшное время было тогда. И у девочки умерла от голода мама, старенькая няня, которая была как бабушка; одноклассники; все умерли, почти все.

И девочка - подросток осталась одна. Бомбежки и лютая зима, блокада Ленинграда.

И вот она мечтала о мышке. У неё была пустая банка. И она думала, что если мышку поймает и посадит в банку, то сможет ее прокормить.

Мышке мало надо еды. Ей можно давать крошечки от пайка. И тогда можно будет выжить, если будет мышка, с которой можно делиться крошечками. Живая душа.

Вот пока есть хоть одна живая душа, с которой человек готов делиться крошками от своего хлеба в смертный голод, человек сохранит психическое здоровье.

Свою душу сохранит. Останется человеком. Не просто выживет, а останется душевно здоровым человеком. Который может делиться с тем, кого любит. И может любить.

…А девочка выжила и ее эвакуировали. Может, мечты о мышке ее спасли и позволили дожить до эвакуации. До спасения.

Такой вот был у одной девочки спасительный символ. Пока есть живое существо, с которым мы способны поделиться последним, мы остаёмся людьми. Даже если это мышка. Даже если это пустая банка для мышки, место в усталом и разбитом сердце для кого-то ещё…