Страшные истории

Мой папа считал, что жениться надо на сироте, животное брать с улицы, а работать сугубо за зарплату. Он разбирался в классификации благодарности. Единственный в своей холостяцкой коммуналке, кто не помогал глухонемой соседке, потому что она не поблагодарит так, как надо. (Это он сам матери рассказывал.) Материальные блага его не заботили, папа хотел слышать дифирамбы. Мы с братом только после смерти отца узнали, что на службе его звали «фальшивый взяточник». Лестью брал, хвальбой, поклонами земными...

И вот однажды мы втроем пошли в зоопарк. Братья-близнецы в модных матросках, пошитых из югославской простыни той самой мамой из детдома, умевшей абсолютно всё. Там мы, два дошколёнка, не поблагодарили отца за эскимо - забегались, заигрались. Он взял нас обоих за шкирдон, по одному в каждую руку, спокойно зашел за ограждение и открыл клетку с волками. Родной папка, самый обычный человек, сунул нас туда, как два полосатых визжащих мешка.

Нам обоим сильно досталось. Волей судьбы я почти оглох, перебил об пол клетки ушную перепонку. А брат почти онемел, ему повредили горло ни в чем неповинные животные. К которым нас зашвырнули, вызвав инстинктивную реакцию защиты своих же волчат. (Несчастные рыкающие волчата, забившиеся в угол клетки, были очень похожи на нас с братом.) Только вот их отец бился за своих детей, а наш - против собственного потомства.

После всех больниц простая наша мама таскала нас по всяким лекаркам-знахаркам. (Несколько посоветованных ими трав для отваров очень помогли, заменили часть таблеток.) Думаю, она искала не только исцеления детям, но и каких-то ответов и сил на прощение супруга. Смело уйдя от отца и не сказав ему ни слова до конца его дней, она была где-то в душе уверена, что это его так «сглазили». Не могла она за «убивца» замуж выйти! И вот у каждой такой знахарки она спрашивала, можно ли за отца помолиться, как-то избавить его от наваждения. Почти все они очень удивлялись такой ее просьбе, глядя на двух изувеченных мальчишек. А одна умная, нестарая еще ворожея, категорически отказавшись ратовать за отца перед хоть земным, хоть небесным престолом, задержала меня на минутку до ухода. И сказала мне в то ухо, которое немного слышало: «Мальчик, папка ваш придет за прощением. Но ты не ври ему, что прощаешь, а то убийством кончите. Запомни просто - он прощения не заслуживает».

И я запомнил. Чего там - проживи полуглухим, с головными болями с шести лет... А брат и вовсе знать отца не хотел, при его упоминании до сих пор задыхается. Прощения отец просил, и правда, не раз, а целых два раза. Не у матери, оказавшейся ужасно неблагодарной женой. (Кстати, он так и остался бобылём, с тридцати одного года до своих шестидесяти восьми.) У меня. Чтобы я передал брату, с которым отец разговаривать не мог, он же немтырь! Я был прозван «глухотой», и обижаться, видимо, тут было не на что. Да я и не обижался - мне было плевать. Понимал просто, что отец не изменился. С чего бы вдруг?

Умер он страшно. В своей же затопленной ванной, вроде инсульт случился от перегрева. Кипяток бил дикий почему-то, это так; но двери-окна были закрыты, без следов взлома или грабежа. Брат тогда просифонил остатками связок, что так ему и надо, и сплясал какую-то дикую пляску прямо в отсыревшей отцовой квартире. Посреди странно пропаренной комнаты, пахнувшей щами, где обои сходили на глазах, как капустные листья...

Почему его не посадили после зоопарка? Потому что камер тогда не существовало, а свидетели ничего не могли утверждать наверняка. А он сказал, что спасал нас, ведь шестилетние дети сами открыли клетку в результате «своего вечного баловства». Мама рыдала, читая протокол... Только вот в этой фразе - весь отец. И не надо искать у него каких-то синдромов, новомодных диагнозов! Он был нормальнее нас с вами. Имел один страшный порок - гордыню. Был глуповат и зашорен, не умел проигрывать даже там, где играть не садились. Старый глупый волк, «проигравший» неблагодарным волчатам. Мне не жаль его ни на мизер, мне жаль маму, брата и себя. Благодарю, отец, задним числом, за науку и за ненависть к эскимо! Помру тощим, но хоть не в клетке.

В обычной средней школе.
- Дети, Витя Зябликов заболел. Его вчера положили в больницу.
- Мария Борисовна, а что у Зябликова опять понос?
В классе всеобщий хохот.
- Куропяткин, вон из класса. Чем именно Витя болен я не знаю. Но в палату к нему пускают, поэтому нужно выбрать активистов из класса и навестить нашего товарища.
- Надо было Куропяткина одного отправлять, а вы его выгнали. Теперь никто к Зябликову не пойдет, потому что Зябликов- лох.
- Ячменник, тоже хочешь пойти вслед за Куропяткиным? Могу устроить. И обратно пущу только с отцом.
- Не, я больше не буду, Мария Борисовна.
- И так, есть желающие пойти к Вите? Прямо лес рук. Те, кто пойдет к Вите, будут освобождены от химии. Теперь все хотят, конечно, как учиться так никого, а как прогуливать- все. Все, конечно, не пойдут, это больница, а не Дом Культуры, там нужно вести себя тихо. Пойдут Верочка Цыбеленко, Люда Онуч, Коля Лымарь и Саша Петров. Остальные будут грызть гранит науки.
На перемене за школой.
- Лучше бы этот Зяблик вообще не вернулся.
- Ага, сдох!
- А давайте его попросим отравить в больнице.
- Кого попросим?
- Ну я не знаю, кого-нибудь.
- Зяблик всё равно лох и стукач. Пусть к нему училка сама ходит. Еще и покупать ему пирожное заставила.
- Грымза.
- Ага, та еще.
- Я придумал, мы с собой Куропяткина возьмем. Это же его Зяблик сдал и Вована потом на учёт в детскую комнату милиции поставили. Куропяткин его одной левой пришибет.
- Он его подушкой накроет и задушит. Зяблик только перднуть успеет.
- Фууу..
- Чо фу, все пердят. А Зяблик только дух свой испустит и всё.
- Вон, смотри, Куропяткин возле стадиона курит. Вова, Вован, иди сюда!
Подошел Вова Куропяткин.
- Чо вам?
- Дело есть.
- Ну ?
- Пойдешь с нами к Зяблику?
- Меня не пустят.
- Пустят. Мы раньше пойдем, без Грымзы. Пойдем раньше, никого не будет и у нас есть план.
- Какой еще план? Буду я еще на Зяблика планы строить.
- Зяблика придушить.
- Ну душите.
- Мы думали, что ты будешь его душить. Мстить.
- Ага. И в тюрьму тоже я. А вы такие не при делах. Умники.
- Мы на шухере будем, чтобы Грымзу не пропустить.
- Нет уж, все так все. Как в фильме про тюрьму. Там главный вор в законе убивает лоха какого-нибудь, а потом дает свою заточку, чтобы каждый еще ткнул. Так все повязаны кровью будут, и никто не стуканет. Чо, зассали?
- Нет, но только зачем заточкой, он же орать будет. Врачи прибегут и спасут Зяблика, а нас всех в милицию заберут.
- А мы тогда скажем, что нас училка, Марья Борисовна, послала на дело. Сказала, что Зяблик ей надоел, что балбес и не учится как следует пионеру, поэтому дала нам задание убить гада. И порожное отравленное еще.
- А откуда у нас отравленное пирожное?
- От верблюда, Люда!
- Люда от верблюда,- начали все дружно дразнить Люду Онич,- родила Люда верблюда…
- Ну хватит вам. Я сейчас пойду и всё Марье Борисовне расскажу и вас накажут.
- Стукачка!
- Как Зяблик!
- Я не стукачка, просто хватит обзываться.
- Ладно, чего мы тут мнём, все готовы замочить Зябликова?
- Угу.
- Как-то не очень дружно?!
- Да.
- Да.
- Да.
-Да.
- Значит погнали.
Обычная поселковая поликлиника. Регистратура. В окошке регистратуры дама двукратная обладательница Бальзаковского возраста. Ну или очень близко к тому.
- Здравствуйте, а где у вас тут Зяблик лежит?
- Какой еще Зяблик? У нас тут что, зоопарк?! У нас тут больница. Будете безобразничать, вызову милицию и вас всех поставят на учёт.
- Не надо милицию. Витя Зябликов в какой палате лежит? Мы от класса проведать пришли.
- Так бы и сказали, а то кличку. Сейчас посмотрю. В 11ой палате. Только не шумите. Это вам не Дом Культуры!
- Конечно.
- Конечно.
- Конечно.
- Угу.
- Конечно.
В больничном коридоре возле 11ой палаты.
- Готовы?
Молчаливое кивание.
- Тогда пошли.
В палате шесть коек и четверо больных. Ребята чуть замешкались.
- Эээ, здрасьте, а где тут у вас Витя Зябликов лежит? Мы из его класса.
- Умер, утром еще. Врач с утра пришел, а он того. Так что вы опоздали.
- Помяните?- голос с другой койки.
- Не, мы пойдем тогда. Спасибо.
- Ну как хотите.
Внизу возле регистратуры ребята столкнулись с учительницей.
- Марья Борисовна, Марья Борисовна…
- Да знаю я. Нечего галдеть. И про планы ваши знаю. Только вы долго запрягаете, пока я уже всё сделала.
- Что сделали?
- Зябликова убила.
- Вы?
- То есть как?
- А когда вы успели?
- Кто рано встает, тот всё успевает. Я еще до того как вас отправить, всё сделала. Так что гуляйте.
- Ну, Марья Борисовна, вы прям вор в законе. И мы чо теперь с вами повязаны?
- Вроде того. Узнает кто, я вас тоже убью. А еще если ты, Куропяткин, будешь меня доставать, тебе точно хана.
- Я буду учиться.
- Мы все будем учиться хорошо и молчать.
- А что вам Зябликова совсем не жалко?
- Жалко, но не так чтобы очень.
- Вот и правильно.
- Ладно. Пойдемте в кафе-мороженое, я вас угощу.
И дружное толпой ребята и учительница Марья Борисовна Улётова двинулись в сторону кафе «Буратино».