Пожилой - это когда бежать быстро не можешь. А старый - когда уже и медленно ходить тяжело. 

Так думал Матвей Иванович, пока автобус ждал. Дошел до остановки с палочкой, уже запыхался и устал. Но душа рвется! Рвется душа к другу. И рвется душа от тревоги и печали, - друг-то заболел. 

Валерку увезли в больницу в поселок за пятьдесят километров. Вроде как сердце. И дело плохо, сказали. Еще утром виделись, поругались из-за новостей. Они постоянно ругались, Матвей с Валеркой. Матвей Иванович с Валерием Сергеевичем. 

Сядут играть в шахматы - ругаются. Новости послушают - ругаются и спорят. Огороды засеют - опять спорят. 
Потому что были они верные друзья на всю жизнь. А друзья спорят. С кем еще спорить-то? В деревне почти никого не осталось. Десять домов. И на лето дачники и дети стариков приезжают, летом повеселее. А зимой тяжело. Только ссоры и споры с верным другом Валеркой выручают. И снова хочется жить. Когда есть с кем разговаривать и обсуждать всякое, - жить хочется. А одному не очень... 

Матвей Иванович забрался в автобус, от мороза обледенел, руки и ноги не слушаются. А может, от старости. Восемьдесят лет - не шутка. Но влез, сел, ехал и думал: хоть бы застать Валерку в живых. Хоть бы успеть. Как медленно автобус едет, какой шофер нерасторопный. Скорее надо!

Доехал и вылез. Побрел с палочкой сквозь метель к больнице. И дошел. Сам себе не поверил, но дошел. Весь в инее, замерзший, слабый, добрался сам! 

А больница человечная такая, сельская. Все друг друга знают. И Матвея Ивановича без лишних слов пустили к Валерке. Попрощаться. Потому что все мы люди. И надо по-человечески с людьми. Только недолго. Зайдите, пять минут, - и попросим уйти. Лечение же проводим, хоть и нет надежды. 

Матвей Ильич зашел. Валерка лежит небритый, маленький такой, руки слабые. И глаза прикрыты. 

Матвей Ильич присел на стул, палочку поставил и достал из кармана ценную вещь, которую вез своему другу. И громко, бодро сказал: "Вставай, лежебока! Глянь, что принес тебе. Владей. Хотел - так владей!". И вложил в руку своему старому-старому другу командирские часы. Настоящие. Шестьдесят какого-то года. Часы, которые отсчитывают самое точное время в мире. И в жару, и в ливень, и в мороз, - всегда. Самое точное время в мире.

Ничего больше ценного не было у Матвея Ивановича. Что может быть ценного у старика в глухой деревне? Костюм для похорон, белая похоронная рубашка, штиблеты гробовые, - но это для себя. Это другу дарить не будешь. А вот часы - это другое. Это большая ценность. Единственная. Командирские часы. 

Часы, конечно, не дарят. Так говорят. Только есть исключения и особые случаи. И особые командирские часы, еще со службы остались. Наградные. Из старый друг и привез своему старому другу. И в слабую руку вложил. Что было, что имел драгоценного - то и отдал. 

И торжественно сказал, что сердце тоже - как часы. Пусть, друг Валера, твое сердце так точно стучит и тикает, как эти командирские часы. И сам ты командир своей жизни. Ты не умирай. Ты не умирай, пожалуйста. Как же я останусь без тебя? 
И Матвей Иванович расплакался громко, но сделал вид, что сморкается. Хотя плечи у него тряслись от глухих рыданий. Жена умерла, дети живут в разных городах, приезжают каждое лето. К себе зовут, они хорошие, дети-то. И внуки. И правнуки хорошие. Помогают, любят, пишут, звонят. Как и Валеркины. 

Но разве можно жить на иждивении у кого-то? Когда есть свой дом, свой огород, даже коза своя. И верный друг Валерка, с которым можно спорить, обсуждать, ссориться, вместе дрова колоть, топить печку, новости смотреть, - и ты самостоятельный, еще не дряхлый, еще вполне себе живой, так ведь? Пока есть друг...

И Валерий Сергеевич открыл глаза. Улыбнулся слабо. "Часы-то еще тикают, Матвей!", - тихо сказал. Тикают. И сердце тикало. И вроде как лекарства стали помогать помаленьку. Так доктор потом сказал. Хороший доктор. Молодой. Энергичный. 

И друзья потом решили оставить командирские часы доктору. Когда Валерку выпишут. Вот доктор обрадуется, изумится, такую вещь подарили. Командирские часы на дороге не валяются. Но это потом. 

Пока пусть тикают на тумбочке у кровати. Такие прочные старые часы, им все нипочем, жара и холод, вода и снег. Они все равно тикают. Вопреки всему. Запас хода такой. Такие раньше вещи делали...
И надо идти, пока можешь. Пока есть куда и к кому. Пока часы тикают, пока бьется наше сердце...

Анна Кирьянова