Хотя разложение ремесленной деятельности понижает издержки обучения, а потому и стоимость рабочего, тем не менее для более трудных частичных работ длительный срок обучения остается необходимым и ревностно охраняется рабочими даже там, где он излишен. Мы видим, напр., что в Англии laws of apprenticeship [законы об ученичестве] с их ссмилетним сроком обучения сохраняют полную силу до конца мануфактурного пери­ ода и уничтожаются лишь под натиском крупной промышленности.
Так как ремесленное искусство остается основой мануфактуры и функционирующий в ней совокупный механизм лишен объектив­ ного скелета, независимого от рабочих, то капиталу постоянно при­ ходится бороться с нарушением субординации со стороны рабочих.

«Такова слабость человеческой природы, — восклицает наш ми­лейший Юр, — что, чем рабочий искуснее, тем он своевольнее, тем труднее подчинить его дисциплине и, следовательно, тем боль­ ший вред приносит ои своими капризами совокупному механизму»84.
Поэтому в точение всего мануфактурного периода не прекращаются жалобы на недисциплинированность рабочих85. И если бы даже у нас не было показаний со стороны писателей того времени, то одни уже факты, что начиная с XVI столетия и вплоть до эпохи крупной промышленности капиталу не удавалось подчинить себе все то рабочее время, каким располагает мануфактурный рабо­ чий; что мануфактуры недолговечны и вместе с эмиграцией или иммиграцией рабочих покидают одну страну, чтобы возникнуть в другой, — уже одни эти факты говорят нам больше, чем целые библиотеки. «Порядок должен быть установлен тем или иным спо­ собом», — взывает в 1770 г. неоднократно цитированный нами автор «Essay on Trade and Commerce». «Порядок», — подхваты­ вает 66 лет спустя доктор Эидрю Юр, — «порядок» отсутствовал в мануфактуре, основанной «на схоластической догме разделения труда», и «Аркрайт создал порядок».

Вместе с тем мануфактура не была в состоянии ни охватить общественное производство во всем его объеме, ни преобразовать его до самого корпя. Она выделялась как архитектурное украше­ ние на экономическом здании, широким основанием которого было городское ремесло и сельские побочные промыслы. Ее соб­ственный узкий технический базис вступил на известной ступени развития в противоречие с ею же самою созданными потребностями производства.

Одним из наиболее совершенных созданий мануфактуры была мастерская для производства самих орудий труда, особенно слож­ ных механических аппаратов, уже применявшихся в то время.
«Такая мастерская, — говорит Юр, — представляла собою кар­ тину разделения труда со всеми его многочисленными ступенями.
Сверло, резец, токарный станок имели каждый своего собствен­ ного рабочего, иерархически связанного с другими тем или иным способом в зависимости от степени его искусства». Этот продукт мануфактурного разделения труда, в свою очередь, производил машины. Последние устраняют ремесленный тип труда как основ­ной принцип общественного производства. Этим, с одной стороны, устраняется техническая основа пожизненного прикрепления ра­ бочего к даннох! частичной функции. С другой стороны, падают те преграды, которые этот принцип еще ставил господству капитала.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
МАШИНЫ И КРУПНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ.

1. РАЗВИТИЕ МАШИН.
Джон Стюарт Милль говорит в своих «Основаниях политиче­ ской экономии»: «Сомнительно, чтобы все сделанные до сих пор механические изобретения облегчили труд хотя бы одного челове­ ческого существа»86. Но перед капиталистически применяемыми машинами вовсе и не ставится такой пели. Подобно всем другим методам развития производителыюй силы труда, они должны уде­ шевлять товары, сокращать ту часть рабочего дня, которую рабо­ чий употребляет на самого себя, и таким образом удлинять другую часть его рабочего дня, которую он даром отдает капиталисту.
Машины — средство производства прибавочной стоимости.

В мануфактуре исходной точкой переворота в способе производства служит рабочая сила, в крупной промышленности — сред­ство труда. Поэтому прежде всего необходимо исследовать, каким образом средство труда из орудия превращается в машину, или чем отличается машина от ремесленного инструмента. Конечно, речь идет лишь о крупных, общих, характерных чертах, потому что эпохи истории общества, подобно эпохам истории земли, не отделяются друг от друга абстрактно-строгими разграничитель­ными линиями.

Новое «селфи» марсохода Персеверанс — и на этом изображении есть интересный гость: пыльный вихрь. Его можно разглядеть на фоне — на ровном участке поверхности, вдали от возвышенности, на которой стоит марсоход (на изображении этот участок находится левее, примерно на уровне марсохода по вертикали). Расстояние до вихря приличное — около 5 километров.

Это изображение — не одиночный кадр, а мозаика из 59 фотографий, которые марсоход сделал, двигая своей роботизированной рукой. На это у него ушёл около часа, после чего снимки «сшили» в одно изображение.