Стою курю, а навстречу мне улыбаются прохожие. Причем не просто улыбаются, а косятся на лавку сбоку.
Смотрю - на ней три девицы ежатся полуголые на первом осеннем ветру, но задушевно так беседуют. У одной на лбу пластырь поверх большой ссадины, у другой лодыжка перебинтована, у третьей запястье в гипсе. Ну вот прохожие невольно и улыбаются.
И тут в толпе минуты через три появляется ОН - высокий видный парень. С перебинтованной башкой типа Павки Корчагина. Девчонки прыскают со смеха, он быстро смотрит на свою ширинку, потом задумчиво на них, широко улыбается и молвит: "Кажется, я наконец нашел свой народ... "
У них завязывается оживленная беседа, и теперь при взгляде на перебинтованную четверку на лавке улыбаются уже абсолютно все прохожие...

В теперь уже далёкие 70-е годы строили БАМ (для совсем юных, кто не знает – байкало-амурская магистраль). Новости, сводки, песни, концерты и прочая фигня, посвящённые этому событию – в общем, всех этим БАМом достали. А когда наш народ чем-нибудь достают, то появляются анекдоты и различные шутки, имеющие явно издевательский характер по отношению к «насаждаемым ценностям».
Естественно, появился и БАМовский народный фольклер, в котором была такая частушка:

Приезжай ко мне на БАМ,
Я тебе на рельсах дам.
Пока не ходят поезда,
Пусть поработает п@зда.

И вот однажды, в газете «Правда» появляется фото в рубрике: «На стройках БАМа».
На фото парень в черном костюме с цветком в петлице идет по шпалам и несет на руках девушку в фате.
Подпись к фотографии: «Пока не ходят поезда».
Восторг был гигантский. Говорят, ответственного за выпуск, сняли.

Сел в маршрутку.После работы еду домой.Тут перед самым отправлением заходят два "угашенных" мужика и заняли два места позади меня.Маршрутка отправилась...Они начинают о чем то спорить не "нетрезвом" языке и вдруг один говорит:
- Коля ты идиот или ты издеваешься?!
А другой ему удивленно:
- Я не издеваюсь...
И тут по маршрутке начали проносится "смешечки"...
НУ ВЫ ПОНЯЛИ СМЫСЛ...??

Дошкольник у психолога. Во время приёма заходит уборщица а-ля Баба Яга и с ворчанием начинает юлозить не совсем чистой тряпкой по полу, типа моет. Врач, достаточно сдержанно намекает — у меня приём, не будете ли вы так любезны.. Бабуля не реагирует. Доктор снова, уже открытым текстром просит прийти позже. На что половая работница выкладывает, всё что она думает про «ходют тут всякие» и начинает тыкать шваброй в ножки стула посетителей. Взрослые в недоумении, от этого. Тогда малыш вставляет:
— Пошла на х@*!
Немая сцена, уборщица пулей вылетает в коридор. Доктор в карточке пацана пишет:
— Психически здоров, реакции адекватны.

Необходимость превратить фабричный закон из закона исклю­ чительно для прядильных и ткацких фабрик, этих первообразований машинного производства, в общий закон псого общественного производства вытекает, как мы видели, из хода исторического развития крупной промышленности, иа заднем плане которой пере­ живает полную революцию традиционный строи мануфактуры, ремесла и работы на дому: мануфактура постоянно превращается в фабрику, ремесло в мануфактуру, и, наконец, сферы ремесла и работы на дому в поразительно короткое время превращаются в жалкие трущобы, в которых капиталистическая эксплуатация свободно справляет свои чудовищные, бешеные оргии. Два обстоя­ тельства играют, в конце концов, решающею роль: во-первых, постоянно вновь повторяющееся наблюдение, что капитал, по­скольку он подпадает под контроль государства только иа неко­ торых пунктах общественной периферии, тем непомернее возна­ граждает себя на других пунктах; во-вторых, вопль самих капиталистов о равенстве условий конкуренции, т. е. о равных границах для эксплуатации труда.

Но как ни ужасно и ни отвратительно разложоние старой семьи при ка­ питалистической системе, тем не менее крупная промышленность, отводя решающую роль в общественно организованном процессе производства вне сферы домашнего очага женщинам, подросткам п детям обоего пола, создает экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами. Разумеется, одинаково нелепо считать абсолютной христианско-германскую форму семьи, как и форму древнеримскую, или дровиегреческую, или восточную, которые, между прочим, в связи одна с другой образуют единый исторический ряд развития. Очевидно, что составление комбини­ рованного рабочего персонала из лиц обоего пола и различного возраста, будучи в своей стихийной, грубой, капиталистической форме, когда рабочий существует для процесса производства, а не процесс производства для рабочего, зачумленным источником гибели и рабства, при соответствующих условиях неизбежно долж­но превратиться, наоборот, в источник гуманного развития.

Пока фабричное законодательство регулирует труд на фабри­ках, мануфактурах и т. д., это представляется сначала просто вмешательством в эксплуататорские права капитала. Напротив, всякое регулирование так называемой работы на дому с самого начала выступает как прямое вторжение в patria potestas [в права отца], т. е., выражаясь современным языком, в родительскую власть — шаг, от которого деликатный английский парламент дол­ гое время отшатывался с аффектированным содроганием. Однако сила фактов заставила, наконец, признать, что крупная промыш­ ленность разрушает вместе с экономическим базисом старой семьи и соответствующего ему семейного труда и старые семейные отно­ шения. Необходимо было провозгласить право детей. «К несча­ стью, — говорится в заключительном отчете «Children’s Employ­ ment Commission» 1866 г., — из всех свидетельских показаний ясно одно: что ни от кого до такой степени не нуждаются дети обоего пола в защите, как от своих родителей». Систома безмерной эксплуатации труда детей вообще и их домашнего труда в особен­ ности «поддерживается тем, что родители без всякого удержа и контроля пользуются своей произвольной и пагубной властью над своим молодым и нежным потомством... У родителей не должно быть абсолютной власти превращать своих детей в простые маши­ ны для добывания такого-то еженедельного заработка... Дети и подростки имеют право на защиту законодательства от злоупотреб­ ления родительской властью, которое преждевременно подрывает их физические силы и принижает их моральное и интеллектуаль­ное существо».

Если фабричное законодатель­ ство, как первая скудная уступка, вырванная у капитала, соеди­ няет с фабричным трудом только элементарное обучение, то не подлежит никакому сомнению, что неизбежное завоевание поли­ тической власти рабочим классом завоюет надлежащее место в школах рабочих и для технологического обучения, как теорети­ ческого, так и практического. Но точно так же не подлежит ни­ какому сомнению, что капиталистическая форма производства и соответствующие ей экономические отношения рабочих стоят в полном противоречии с такими ферментами переворота и с их целью — уничтожением старого разделения труда.

Она, как вопрос жизни и смерти, ставит задачу: чу­ довищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью человека для изменяющихся потребностей в труде; частичного рабочего, про­стого носителя известной частичной общественной функции, за­ менить всесторонне развитым индивидуумом, для которого раз­ личные общественные функции представляют сменяющие друг друга способы жизнедеятельности. Одним из моментов этого процесса переворота, стихийно развившимся на основе крупной промышленности, являются политехнические п сельскохозяй­ ственные школы, другим — «ecoles d’enseignement professionnel» [профессиональные школы], в которых дети рабочих получают некоторое знакомство с технологией и с практическим применением различных орудий производства.

С другой сторо­ны, в своей капиталистической форме она воспроизводит старое разделение труда с его закостеневшими специальностями. Мы ви­дели, как это абсолютное противоречие уничтожает всякий покой, устойчивость, обеспеченность жизненного положения рабочего, постоянно угрожает вместе с средствами труда выбить у него из рук и жизненные средства и вместе с его частичной функцией сделать излишним и его самого; как это противоречие неистово проявляется в непрерывных гекатомбах рабочего класса, непо­мерном расточении рабочих сил и опустошениях, связанных с общественной анархией.